— В Кара-Даг. Там, говорят, в
сегодняшнюю ночь слышен звон.
— Энас нэ аллос охи. Один слышит,
другой — нет.
— Откуда звон? Из Кизильташа?
Капитани Яни отворачивается, что-то
шепчет.
— Оттуда, — показывает он на море.
— Может быть, даже из Стамбула.
Мы некоторое время молчим, и я
смотрю на Кара-Даг. Отвесными спадами и пропастями надвинулся Кара-Даг на берег
моря, точно хотел задавить его своею громадой и засыпать тысячью подводных скал
и камней.
Как разъярённая, бросается волна к
подножью горного великана, белой пеной вздымается на прибрежные скалы и в
бессилии проникнуть в жилище земли сбегает в морские пучины.
Капитани Яни подбрасывает в костёр
сушняку и крутит папироску.
Я ложусь на песок рядом с ним.
— А ты сам слышал?
— Когда слышал, когда нет.
Темнеет. Чёрной дымкой подернулся
Отузский залив; чёрной мантией укрывает Кара-Даг глубины своих пропастей.
Капитани Яни медленно говорит, вставляя в речь греческие слова, и я слушаю под
шум прибоя рассказ старого рыбака.
Слушаю о том, как под Кара-Дагом
был некогда город, и в залив входили большие корабли из далёких стран.
— Хроня, хроня! Как бежит время.
И как там, где ползет жёлтый
шиповник, был прежде монастырь.
Бедный монастырь; такой бедный, что
не на что было купить колоколов.
—Какомири! Какомири! Бедняки были.
Тогда в Судаке жил Стефан.
— Агиос Стефанос.
И просили монахи святого Стефана
помочь им, но был беден Стефан и не мог помочь.
Был беден, но смел, не боялся
сказать правду даже знатным и богатым.
Не любили его за это царь и
правители и вызвали на суд в ис тин Полин, в Стамбул.
В самую пасхальную ночь увозили его
на корабле. Плыл корабль мимо Кара-Дага, и вспомнил святой Стефан монахов.
Вспомнил и стал благословлять монастырь.
А в монастырь к заутрени прибыл из
города Анастас астимос, Анастас правитель. Знали и боялись Анастаса на сто
верст кругом,
— Фоверос антропос! Никому не давал
пощады.
В те времена в стране был обычай —
кто под Пасху оставался в тюрьме, того отпускали на свободу.
Не хотел Анастас исполнить обычай,
велел потуже набить колодки заключенным.
— Ти антропос! Вот был человек!
Узнал об этом игумен и не велел
начинать службы.
— Ти трехи? В чем дело? — спрашивал
Анастас монахов.
Боялись монахи сказать, но все же
сказали.
— Ох, строгий игумен. Не начнет,
если сказал. Отпусти людей из тюрьмы.
Вскипел гневом Анастас, схватился
за меч.
— Не идет в церковь, так сам пойду
за ним.
Выше церкви было кладбище. Еще
теперь можно найти могилы. Только подошел астимос к кладбищу — зашевелились
могильные плиты. Отшатнулся Анастас, опустил меч; отнялись у него ноги; не мог
идти дальше.
— Анастаси каме! Анастас, сделай, —
сказал чей-то голос.
Может быть, было не так, но так
говорят.
— Пиос ксеври! Кто знает!
Подошел к Анастасу игумен, упал
пред ним Анастас, обещал сделать по обычаю.
Открыл игумен церковную дверь и
запели монахи.
— Христос анести ек некрон.
Дошел голос их до Стефана и ответил
он:
— Алифос анести! Воистину воскресе!
Но не услышали монахи, а по молитве
святого донёсся до них откуда-то перезвон колоколов.
— Тамва! Чудо случилось! — и
объяснил игумен людям это чудо.
С тех пор, сколько ни прошло лет,
всегда в ночь на Пасху слышен в Кара-Даге Стефанов звон.