Сказание о Карадагском монастыре,
не имевшем по бедности колоколов, и звоне святого Стефана, который услышали с
моря, когда правитель страны — Анастас освободил невинно осуждённого, — живёт
поныне среди рыбаков.
Отвесными спадами и пропастями
надвинулся Кара-Даг на беспокойное море, хотел задавить его свой тяжестью и
засыпать тысячью подводных камней.
Как разъяренная, бросается волна к
подножью горного великана, белой пеной вздымается на прибрежные скалы и, в
бессилии проникнуть в жилище земли, сбегает в морские пучины.
Дышит мощью борьбы суровый
Кара-Даг, гордой песней отваги шумят чёрные волны, красота тихой глади редко
заглянет в изгиб берегов.
Только там, где зеленым откосом
сползает ущелье к заливу, чаще веет миром покоя, светлей глубина синих вод,
манит негой и лаской приветливый берег.
Обвил виноград в этом месте серые
камни развалин древнего храма, жёлтый шиповник смешался с пунцовым пионом, и
широкий орех тенит усталого прохладой в знойный день.
В светлые ночи встают из развалин
виденья давних лет; церковная песня чудится в лёгком движении отлива; точно
серебрится в лунных лучах исчезнувший крест.
Из ущелья, в белых пятнах тумана,
выходят тени людей; в чёрных впадинах скал зажигает светлячок пасхальные свечи;
шелестят по листве голоса неясною сказкой.
Мир таинственных грёз подходит к
миру видений, и для чистой души, в сочетаниях правдивых, исчезает грань мест и
времён.
Колыхаясь, огромный корабль
отделяется от скал и идёт в зыбь волны. На корме у него, в ореоле лучей,
уходящий на мученический подвиг святитель Стефан; отразились лучи по волне
серебристым отсветом.
Оглянулся святитель на землю:
затемнилась гора. Чёрной мантией укрыл Кара-даг глубины пропастей, чёрной
дымкой задёрнулись воды залива. Молился Стефан. Лёгкий бриз доносил до земли
святые слова, и внимали им тени у развалины храма.
Из толпы отделилась одна; свет
звезды побежал по мечу правителя Фул Анастаса. Со скалы взвил крылами мощный
орёл; содрогнулся рой видений.
Из пещеры вылетела сова. Раздалось
погребальное пение оттуда, и плачёвной волной понеслось. Догорающий свет,
отголосок костра рыбаков, по тропинке скользнул и на ней промелькнула тень
старца.
Плакал старец, — в Светлую ночь
совершилось в Фулах убийство, — на кровавый искус осудил Анастас неповинных.
Оборвались откуда-то камни, долго
бежали по кручам оврага; в шорохе их был слышен неявственный ропот.
Над скалой загорелась красным
светом звезда, отразилась багрянцем в заливе, упала тонким лучом на шип диких
роз и кровинкой казалась в пионе.
И вздрогнула тень Анастаса,
опустила свой меч; скатилась с пиона кровинка; взвилась белая чайка с утёса;
понеслась над горой: видно откроются двери Фулской тюрьмы.
Зажглась в небесах звездная сеть,
белым светом обвила луна Кара-Даг, оделась гора в ризу блеска от отсвета звезд.
Заискрилось море миллионом огней.
По зыби морской, от развалин
старинного храма, развернулся ковёр бриллиантов и над ним хоровод светлых душ,
в прозрачном венце облаков, пел пасхальный канон:
— Христос анэсти!
На мгновение мелькнул в уходящей
дали Стефанов корабль и оттуда, где он исчез, понёсся волной тихий пасхальный
звон.
Радость светлого дня доносил тихий
звон до земли; перекатами эха был подхвачен в горах Кара-Дага, перекинут на
север неясной мечтой; у костра пробудил рыбаков.